Страница др. Виктора Кригера

Невольные спасители революции?
 

«В июльское утро "Тупицын", вываливая  жирные клубы дыма, потащил нас вверх по Волге, к Баронску. Немцы называли его Катариненштадт. Это теперь столица области  немцев Поволжья, прекрасного края, населенного мужественными немногословными людьми. Степь, прилегающая к Баронску, покрыта таким тяжелым золотом пшеницы, какое есть только в Канаде. Она завалена коронами подсолнухов и масляными глыбами  чернозема. Из Петербурга, вылизанного гранитным огнем, мы перенеслись в русскую и этим еще более необыкновенную Калифорнию. Фунт хлеба стоил в нашей Калифорнии шестьдесят копеек, а не десять рублей, как на севере. Мы накинулись на булку с ожесточением, которого теперь нельзя передать; в паутинную мякоть вонзались собачьи отточившиеся зубы. Недели две после приезда нас томил хмель блаженного несварения желудка. Кровь, потекшая по жилам, имела - так мне казалось - вкус и цвет малинового варенья.» Таковы были впечатления от немецких колоний известного писателя Исаака Бабеля, посетившего в составе продовольственной экспедиции Нижнее Поволжье летом 1918 г., отраженные им в рассказе «Иван-да-Марья»:

http://kulichki.com/moshkow/PROZA/BABEL/story_s.txt#8

Если вернуться немного назад, то накануне Первой мировой войны поволжских немцев насчитывалось примерно 645 тыс. чел.; они составляли в Саратовской губернии 8,8%, а в Самарской - 9,3%, населения в том числе в Камышинском уезде Саратовской области 48,2% от всего населения уезда, в Новоузенском и Николаевском уездах Самарской губернии – 37,7% и 18,7% соответственно. Положение с продовольствием было в первые месяцы Совдепии, когда большевистская власть находилась в огненном кольце фронтов, отрезанная от основных хлебных районов страны, весьма тяжелым. 25 мая 1918 г. вспыхнул мятеж чехословацкого корпуса, отрезавший от Центра Верхнее Поволжье и Сибирь, к лету атаман Дутов захватил богатую хлебом Оренбургскую губернию. Начался голод.

Фактически единственным хлебным районом оставалось Нижнее и Среднее Поволжье. Именно туда рекомендует В.И. Ленин ехать уполномоченному Союза коммун Северной области С.В. Малышеву, организуя с помощью баржелавок обмен промышленных товаров на хлеб. Основную работу Малышев разворачивает среди немецких колоний Поволжья, о чем он сам отмечает в своей книге "Встречи с Лениным", изданной в 1933 г. Только в первые два работы эспедиции в немецких поселениях вокруг Екатериненштадта было закуплено 42 тыс. пудов хлеба, о чем был информирован телеграммой ВИЛ. 17 августа он отправил Малышеву ответную телеграмму в Баронок (Екатериненштадт): "Приветствую успех. Телеграфируйте срочно и регулярно, сколько именно ссыпано и доставлено в Саратов и когда. Особенно важно не разбрасываться, а собрать полностью все излишки хлеба в одной волости и дать ей громадную премию Телеграфируйте исполнение. Предсовнаркома Ленин" (Ленин В.И. Полн. Собр. соч., т. 50, с. 153). Изданная в 1970-х – начале 80-х годов многотомная «Биографическая хроника» вождя мирового пролетариата содержит множество аналогичных посланий.

В течении 1918-1920-го годов наряду с вождем, множество разных функционеров рангом поменьше неоднократно направляли требования в адрес губернского Ревкома и Облпродкомиссии, даже лично посещали немецкое Поволжье с целью выкачки оттуда столь необходимого революции продовольствия. 25 июля 1919 г. Марксштадт (переименнованный бывш. Екатеринштадт, центр Немобласти) посетил, к примеру, всесоюзный староста Михаил Калинин, слезно просивший о присылке зерна в Центр: «Теперь особенно острый момент для наших красных столиц. Вы не вполне сознаете ту невероятную голодовку, которая происходит в Москве и Питере. Обращаюсь к Вам с искренней просьбой помочь. Вынужден указать, что Саратовская и Самарская губернии не выполнили свой гражданский долг даже в сотой части его.» Но спустя 22 года этот нравственный урод, забыв все, чем обязана советская власть этим людям, недрогнувшей рукой подписал заготовленный Указ о депортации поволжских немцев [Герман А.: Немецкая автономия на Волге. 1918-1941. Часть 1. Автономная область 1918-1924. Саратов 1992, с. 45-67]. См. так же:

http://old.sgu.ru/users/project/pdf/nem/06.doc

Любовь большевистских правителей к этому крохотному клочку российской земли [на момент образования в октябре 1918 г. Трудовая Коммуна (автономная область) немцев Поволжья  Немцев занимала площадь 17.275 кв. верст, т.е. менее 0.1% общей территории государства, а населения около 450.000 человек (96% немцы) или около 0.3%] объяснялась просто: законопослушных, набожных и дисциплинированных немцев, в отличии от бунтарствующих русских или украинских крестьян, можно было без особых проблем ограбить. Не случайно Немкоммуна стала эпицентром ужасного голода, поразившего Поволжье и некоторые другие районы страны в 1921-22 гг. К 15 августа 1921 г. население коммуны сократилось до 359 тыс. чел. (уменьшилось на 23%), из которых к 1 января 1922 г. голодовало 95%. Умерло только за этот год 47.777 человек, а более 80 тыс. человек выселилось; немецкое население в АССР НП по переписи 1939 г. было еше на 20% меньше по сравнению с 1920 г.

Вот что пишет о значении данного автономного образования очевидец тех событий [Серебряков Ф.О. Немецкая Коммуна на Волге и возрождение Юго-востока России. М. 1922, с. 10-11]:

"Были моменты, спасительные моменты, когда хлеб Коммуны приходил в Петроград и Москву как раз вовремя, когда казалось, у местного населения не было надежды и на обычную восьмушку в день. В 1919-20 продовольственном году на Область было наложено 14,5 миллионов пудов по продразверстке. Принимая во внимание, что территория колоний не более 1/8 территории Саратовской губ. и 1/10 Самарской и что, между тем, на долю первой по той же продразверстке и для того же 1919-20 года пришлось всего 36 миллионов пудов, станет очевидным явное несоответствие этих нарядов и их неравномерное распределение, несообразованное с местными условиями и нуждами. В те времена господствовал взгляд, что в маленькой Коммуне "всего много","всего полно", и этим объясняется неправильный подход к делу взимания продразверстки и неправильный подход к местному населению."

Да если бы такое героико-революционное прошлое было у какого-нибудь другого народа СССР! Какое благодатное поле для пропагандистов всех мастей, для воспитания советского патриотизма и любви к своей социалистической родине. Сколько бы мы поимели тогда научных трудов и популярных брошюр, художественных и документальных фильмов, музейных экспозиций и мемориальных досок, не говоря уже о газетных статьях и радиовыступлениях, о встречах героев гражданской войны с трудовыми коллективами и школьными классами! Педалируй данный факт день и ночь, тем более что есть многочисленные цитаты и указания первого руководителя Советского государства на этот счет - взять хотя бы его «Биографическую хронику». Не в одну дюжину кандидатских и докторских диссертаций обошелся бы этот сюжет, а директору соответствующего научно-исследовательского института истории, языка и литературы светило бы как минимум членкорство в союзной Академии наук. Но удивительно, за 45 лет с начала войны – ни одной (!) публикации, даже самой махонькой статьи на этот счет, ни в газете, ни в сборнике статей. Глухой эфир, тотальное забвение и умолчание.

По иронии судьбы один из самых активных местных комиссаров, безжалостно выкачивавший продовольствие из Немкоммуны и обрекший на голодную смерть тысячи своих земляков, Александр Дотц, попав в составе делегации по вопросу о восстановлении автономии на встречу с Микояном в июле 1965 года, взывал к прошлым заслугам: «Я один из организаторов Республики Немцев Поволжья. Мы создавали ее в трудных условиях. Вы знаете тогдашнее положение. Очень тяжело было с продовольствием, продовольственный вопрос становился главным. И мы очень много помогали хлебом. Мы выполняли все приказы о продовольствии, и выполняли досрочно. Нам не нужно было применять силу, чтобы собирать хлеб. Достаточно было только написать записку, и люди отдавали все. Была высокая дисциплина. Мы принимали участие и в гражданской войне. Были организованы целые полки. Немцы очень активно участвовали в установлении советской власти, а теперь они лишены автономии. Я прошу восстановить Республику Немцев Поволжья.»

Другой бывший поволжский функционер, Фридрих Шесслер, подготовил коллективное письмо в адрес советского руководства, где горько недоумевал: «В то время как ГДР с момента ее образования обласкана Советским Союзом всяческим вниманием и заботами, советские немцы до сих пор расхлебывают моральные последствия войны. Можно подумать, что фашисты были не в Германии, а среди советских немцев.» [История российских немцев в документах. Том 2. Общественно-политическое движение за восстановление национальной государственности (1965-1992). М. 1994, с. 31, 39]

Наивный Дотц, большевик с 1917 г., и не менее наивный партиец Шесслер никак не могли понять своими законопослушными немецкими мозгами простой истины, что требуя восстановления автономии и уравнивания российских немцев в правах с остальными народами, прося разрешения на публикации исторических трудов, они покушались в своей простоте на самое святое: на идеологическо-пропагандистский фундамент советского общества.

С точки зрения не только нормальной человеческой логики, но и «честного» коммуниста ситуация была более чем абсурдна: вчерашний враг, вероломно напавший с оружием в руках на мирных советских граждан, привечался – если оказывался после завершения войны в восточной зоне – правящей советской верхушкой и подконтрольными СМИ как родной партайгеноссе. А собственный коренной гражданин немецкой национальности - правоверный законопослушный коммунист, трудившиеся от зари до зари на благо любимой родины, оказался в вечно неблагонадежных и подозрительных. Но это, разумеется, только на первый, поверхностный взгляд. За любым историческим абсурдом или необъяснимым поступком скрывается своя железная логика. Так и здесь. Почему же бывший генерал вермахта и член НСДАП, шустро «перековавшийся» в лагере для военнопленных в пламенного антифашиста, был кремлевским мудрецам в сотни раз милее советского офицера или члена старой большевистской гвардии, никакой антисоветской деятельность себя и близко не запятнавших? Ведь можно же было действовать по известному принципу: «Сталины приходят и уходят, а поволжские немцы...»?

Но дело-то в том, что «доморощенные» немцы своими законными требованиями (точнее, нижайшими просьбами) подрывали всю гигантскую индустрию пропаганды, паразитирующей на мифе о вечной «немецко-русской» или «германо-славянской» вражде. С малых лет у советских людей с помощью литературы и прессы, телевидения и кино, театрального и изобразительного искусства, а также в ходе личных встреч с ветеранами войны формировался по преимуществу негативный образ немцев и немецкой истории. Многие годы понятие «немецкое» практические уравнивалось с «фашистским». Кремлевское руководство мастерски использовало примитивную германофобию как средство стабилизации послевоенного советского общества. Такие штампы, как «вековая борьба славянских народов против немецкого ’Дранг нах Остен’», роль немецкоязычного меньшинства как «пятой колоны», «немецкие псы-рыцари», продолжающиеся «происки реваншистов» и воинствующие «западногерманские политики» и т.п. способствовали формированию психологии «осажденной крепости», оправдывали низкий уровень жизни и высокие военные расходы. Территориальная автономия российских немцев безусловно привела бы к уменьшению роли таких негативных стереотипов, вынудила бы более дифференцированно рассматривать и историю Германии и роль русско-немецких контактов в историческом развитии развитии обоих стран. Могли бы даже возникнуть сомнения в обоснованности послевоенного территориального обустройства стран Восточной Европы и изгнания немцев из восточных германских земель, если бы были признаны собственные ошибки в отношении немцев страны Советов. Так например, в августе 1945 года чехословацкий министр национальной обороны генерал Людвик Свобода требовал изгнания судетских немцев, ссылаясь при этом на депортацию советским правительством поволжских немцев в 1941 году.

Вот так и приходилось какому-нибудь Ваньке Шмидту, всю свою жизнь не выезжавшему за пределы Омской области, отдуваться как «фрицу и фашисту» за прошлые военно-тыловые художества германских однофамильцев, перед которыми-то областное партийно-советское начальство в ходе дружеских визитов ГДРовских делегаций на полусогнутых бегало. Есть все-таки суд Божий, и совсем не случайно советское государство, практиковавшее такое нравственное уродство, сгинуло с исторической арены.

© Виктор Кригер, 2005